Ребенок

— Можно слоги в словах переставлять. Тоже весело, — сказал Максим. Он лежал на спальнике и помахивал фонариком, зажатым в руке. Круг света скользил по тонкой стенке палатки. — Или в рифмы играть.
Рита куталась в одеяло, молчала и следила за желтым пятнышком. Ее не привлекали такие идеи. Она надеялась, что выходные в лесу помогут ей расслабиться. А вместо отдыха — дождь, ветер и рифмы. Рита вздохнула.
— Не грусти, накати! — сказал Женя. Он протянул Рите металлическую фляжку и минералку.
Рита отрицательно мотнула головой, но, подумав, фляжку взяла. Может, если напиться...
— Давай, пей и передавай, — улыбнулся Максим. Рите пришло на ум, что он тоже не прочь отогнать мрачные мысли с помощью бутылки. Снаружи ветер раскачивал деревья, и на мгновение ей показалось, что к перестуку веток примешался еще какой-то звук. Она выпила и возвращала тару, когда Женя сказал:
— Слышите?
Рита прислушалась. Да, вместе с шелестом листьев и бормотанием ручья до нее слабо, но отчетливо донесся детский плач. Или что-то, его напоминающее. Она обхватила себя руками.
— Как кошка кричит, — произнес Максим. — Или ребенок. Но в кошку больше верится.
— Да уж.
Верно, решила Рита. На ближайшие тридцать километров никакого жилья. Откуда взяться ребенку? Тем более что он умер. Но эту мысль она прогнала.
— Громче стало.
— Приближается, да?
Максим сказал это с таким интересом, что Рита вздрогнула. Неужели ему не страшно? Ритины нервы и так истрепаны ночными пробуждениями в поту после отвратительных снов, всегда одинаковых. Они с Максимом спускаются по лестнице к большой двери, за которой неизвестность. Что угодно может ждать там, в темноте... Почему бы не запертый ребенок?
— Нет, на кошку не похоже.
И каждую ночь она большими досками, крест на крест, заколачивает эту дверь. Но в ней появляются трещины, все больше и больше, пока она не просыпается. И — никакой двери, никаких досок, никаких мертвых детей. Убитых, поправила она себя и ужаснулась.
Сомнений не осталось: плач действительно приближался. Потом он остановился и замолк. На опушке, подумала Рита, совсем рядом. Снаружи задуло еще сильней. Что-то ударилось о стенку и закрытый на молнию вход в палатку. Рита подскочила.
— Что это?
— Ветер свалил стойку. Теперь придется поправлять. — Женя выполз из спальника.
— Не ходи, — сказала Рита.
— Ага, «не ходи»! А утром солнце припечет, и мы здесь, с перекрытым выходом, сваримся. Или вообще задохнемся, — он посмотрел на Максима — Бывают случаи. Давай фонарь.
— Ага, — одобрил Максим. — Заодно посмотришь, что там такое.
Женя расстегнул выход и вылез. Палатка зашаталась: он пытался починить стойку.
— Помогите, а? — попросил он. — Может, посветите мне? Одному неудобно.
— Справишься, — буркнул Максим.
— Я боюсь, — прошептала Рита. Теперь, когда в палатке не осталось света, отвлечься от неприятных мыслей было невозможно. Плач возобновился, на этот раз прямо за палаткой.
— Что за?..
Светлое пятно заскользило по стенке — Женя обходил палатку. Рита представила, как Женя в полной темноте обшаривает лучом фонарика траву и кусты, и сейчас увидит то, что производит эти звуки. Хоть бы кошка... Плач затих.
— Тут никого нет, — произнес Женя. — Вообще. 
— Как это?
— Так. Можешь выйти и убедиться. Чертовщина, — пробормотал Женя. — А это что?
Плач послышался снова, но теперь откуда-то сверху. Женя вскрикнул, кружок света дернулся, съехал вниз и застыл у земли. Палатка качнулась, и наступила тишина.
— Что это? — спросил Максим. Никто не ответил.
— Женя! Ты где?
Молчание.
— Страшно, — прошептала Рита.
— Он шутит. Не бойся.
— Не могу. Я до сих пор не могу успокоиться. Мне снятся ужасные сны. Ему же, наверное, было плохо.
— Прекрати, — Максим нахмурился. — Бывает хуже.
Рита вспомнила, как с его молчаливого согласия пошла в поликлинику. Вспомнила боль, медсестру, врачей.
— Умер так умер. Точка.
— Не умер, — оборвала его Рита. — Мы его убили. Он страдал, я уверена. Корчился, задыхался. И... мне кошмарно, Макс. А теперь эти крики. 
Плач зазвучал у самого входа. Рита прижалась к Максиму и замерла.

Женя открыл глаза, и в них ударил солнечный свет. Сначала он не понимал, почему он снаружи, на холоде, без спальника. Потом вспомнил: упавшая стойка. Он огляделся. Ночной ветер повалил остальные стойки, и палатка все-таки упала. Под ее тканью угадывались фигуры Риты и Максима. Как им, подумал Женя, наверное, жарко и душно. Он вытащил из лужи промокший фонарик и пошел к палатке, не замечая в грязи странных маленьких следов, ведущих вовнутрь.